Она отвернулась и устремила невидящий взгляд в окно. Его голос звучал натянуто, неестественно. Ей показалось, что он смущен и чувствует себя неловко. Она не думала, что его жестокость была преднамеренной.

Но она не могла бы придумать более жестоких слов. Она усердно работала! Он доволен! Ей нужен отдых!

Когда карета остановилась у ее дома, Присцилла дождалась, пока кучер опустит подножку. Она подождала, чтобы Джеральд вышел первым и помог ей спуститься. Прендергаст уже стоял у открытой двери дома. Ее домоправительница стояла позади него, приседая в поклоне Джеральду и улыбаясь ей.

Джеральд стоял рядом с ней в прихожей, в окружении ее сундуков и саквояжей, и ждал, когда слуги уйдут.

– Я поеду, Присс, – сказал он. – Надо думать, ты будешь рада отдохнуть. Ты можешь не готовиться, чтобы принять меня сегодня. Я постараюсь уехать завтра утром как можно раньше. Я увижусь с тобой по возвращении.

– Да, – отозвалась она.

Она улыбнулась ему. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы прибегнуть к улыбке, которую она отработала у мисс Блайд.

– Хорошего тебе пути и приятных визитов, Джеральд.

Она протянула ему руки, не зная, следовало ли ей это делать.

Он несколько секунд смотрел на ее руки, а потом все-таки взял их в свои.

– Ты хорошая девушка, Присс, – сказал он. – Береги себя.

– Да.

Она спряталась за заученной улыбкой. Он приподнял одну ее руку и поцеловал.

А потом он ушел. Прихожая опустела – если не считать ее багажа. Он исчез. На месяц, а возможно, даже на три. А может быть, навсегда. Вполне вероятно, что он не вернется, а завершит расчеты через кого-нибудь, например через своего поверенного.

Присцилла закрыла глаза и попыталась вспомнить в подробностях, как они в последний раз любили друг друга. Давно, бесконечно давно. Ранним утром четыре дня назад, когда солнце светило в окно его спальни, а ветер колыхал занавески у открытого окна. Целую вечность тому назад.

В последние четыре дня он прикасался только к ее пальцам. А теперь он ушел.

– Мистер Прендергаст! – позвала она. – Пожалуйста, отнесите мои вещи наверх!

Она улыбнулась ему, когда он показался в конце коридора, а потом повернулась и начала подниматься по лестнице, бодрым шагом и с абсолютно прямой спиной.

Сэр Джеральд Стейплтон уехал из Лондона через неделю после своего возвращения из деревни и отсутствовал два месяца. Он навестил кузена, с которым не встречался со школьных времен, друга, который два года назад женился и переехал жить в деревню, и графа Северна. Он отправился к своим теткам, сестрам матери, только когда собрался возвращаться в Лондон и почти решил, что все-таки к ним не поедет. Единственная встреча с ними, которую он помнил, произошла в день похорон его матери – и в тот раз они обе его игнорировали, словно его ошеломленной и раненой тринадцатилетней персоны вообще не существовало.

Лорд Северн, мать и младшая сестра которого еще не вернулись домой, был изумлен его визитом.

– Как это так, Джер? – спросил он, крепко пожимая ему руку. – Отправился путешествовать? А где же Присси?

– Присс? – переспросил Джеральд. Он только что провел несколько недель в попытках – по большей части безуспешных – не допускать ее в свои мысли. – Но я ведь не мог взять ее с собой, правда, Майлз?

Его друг ухмыльнулся.

– Нет, наверное, – согласился он. – Так легко забыть о том, что Присси не респектабельная леди! Я поражен тем, что ты сумел от нее оторваться. Когда я уезжал из Брукхерста, твою голову едва можно было разглядеть, Джер: вокруг нее так и кружились луна и звезды. И вокруг ее головы тоже, позволю себе добавить.

– Чепуха! – возразил Джеральд. – Просто так уж получилось, что несколько дней подряд мне ее хотелось. Вот и все, Майлз. Она очень недурна в постели, знаешь ли, и временами это делает ее просто неотразимой. Она ведь из девиц Кит. Я оставил ее в Лондоне ждать меня, чтобы она согревала меня всю зиму. Но не думаю, чтобы я оставил ее дольше весны.

Ему противна была небрежность своих слов, их вульгарность и предательство по отношению к волшебству тех двух недель – и к самой Присс.

– О! – откликнулся граф. – Мне жаль это слышать, Джер. Мне нравится Присси. Она – настоящая леди.

– Да, – согласился Джеральд. – Она – хорошая реклама для подготовки у Кит, правда? Мы можем поговорить о чем-то другом. С меня Присс этим летом хватило. Когда ты собираешься переехать в Северн-Парк?

Они больше не говорили о ней, а провели вместе две приятные недели: ездили верхом, охотились и ловили рыбу.

Присс не давала ему покоя только ночью. Даже по прошествии двух месяцев он просыпался и тянулся к ней, чтобы обнаружить, что постель рядом с ним пуста и холодна, а его чресла полны болезненного томления по женщине, которая находится очень далеко. И его руки ныли от желания ее обнять. И его сердце ныло.

Порой, глядя в темноту, он начинал думать, что, возможно, это не имело значения. Возможно, хотя его отвергали все, кого он когда-либо любил, это еще не означало, что никто не сможет полюбить его по-настоящему.

Возможно, Присс могла бы.

Но он не хотел рисковать и проверять это. В те две недели он опасно приблизился к тому, чтобы отдать себя целиком, всего себя отдать любви к ней. Очень опасно приблизился. Если бы он это сделал и если бы история снова повторилась, то скорее всего он не захотел бы жить. Он серьезно сомневался в том, что он пережил бы такое.

И он был рад тому, что не стал рисковать. Ему лучше так, как есть.

А она даже не была ранена или удивлена. Она даже не стала спрашивать его, в чем дело, почему он переменился. Она моментально снова превратилась в ту Присс, какой была с самого начала, с момента их первой встречи у Кит.

Если бы она плакала, молила, негодовала, хоть что-то сделала… Если бы только она выказала какое-то чувство, возможно, все было бы иначе. Возможно, он рискнул бы. Кто знает?

Но он был рад тому, Что она снова стала опытной содержанкой. Он был рад – хоть это чуть не разбило ему сердце – тому, что она убедительно продемонстрировала ему: для нее все это было игрой, притворством. Она просто вела себя так, чтобы соответствовать его желаниям в те недели.

И он был рад, что не рискнул безвозвратно подарить ей всего себя.

Ему хотелось к ней вернуться. Он страдал без нее. Но чем сильнее он страдал, тем дольше заставлял себя не возвращаться. И он по-прежнему не знал, что сделает, когда наконец решит вернуться: снова пойдет к ней или пошлет слугу, чтобы окончательно с ней рассчитаться.

Нет, он это все-таки знал. Он знал, что по дороге обратно будет убеждать себя в том, что намерен с ней расстаться. И знал, что когда вернется, то убедит себя в том, что справедливо будет сказать ей об этом лично. И еще он знал, что, снова ее увидев, он оттянет разрыв.

Да, он очень хорошо знал, что будет делать. Но сначала он навестит своих теток.

Глава 11

Когда октябрь начал подходить к концу, а зима – неумолимо приближаться, Присцилла снова изумилась тому, как после любых трудностей или трагедий человек неизменно восстанавливается. Жизнь продолжается, хотя в какой-то момент кажется, что она должна остановиться.

Такое уже случалось. Сначала – когда умерла ее мать. Присцилле было тогда всего десять лет, и ей казалось, что солнце тоже должно погаснуть. И потом снова, когда умер отец, а потом почти сразу же последовал еще один удар – смерть Бродерика. Казалось, что после двух таких ударов невозможно будет прийти в себя, особенно когда выяснилось, что ее будущее никак не обеспечено, если не считать завещания матери, и что ее кузен готов предоставить ей только минимальные заботы.

Ей уже казалось, что жизнь не даст ей больше ни мгновения счастья: это случилось тогда, когда она приехала в Лондон и узнала правду о «пансионе для благородных девиц», который содержит ее бывшая гувернантка. И это чувство только усилилось, когда стало ясно, что ей не удастся найти работу, если только она не станет работать у мисс Блайд.